Сергей Гольштейн: о профессии, которая возвращает к жизни

Они те, кто работает с пациентами на грани жизни и смерти, те, кто следит за состоянием больного во время операции – врачи анестезиологи-реаниматологи. О том, почему ради этой работы Сергей Гольштейн 15 лет назад оставил хирургию, рассказал корреспондентам «СН» накануне Дня медицинского работника.

– Сергей Борисович, Вы начинали карьеру хирургом. Почему ушли в анестезиологи-реаниматологи?

– Многие мои однокурсники мужского пола хотели быть хирургами, и я не стал исключением. Плох тот студент меда, который не мечтает стать хирургом (смеется). Но хирургия – достаточно узкая отрасль медицины. Я же со студенческой скамьи стремился как можно глубже погрузиться в изучение механизмов жизнедеятельности человека. Знания анестезиолога-реаниматолога должны быть обширными, чтобы обеспечить безопасность и эффективное лечение пациента. Не случайно в должностных обязанностях анестезиологов-реаниматологов прописан пункт о необходимости консультирования врачей всех профилей. 

– В нашей стране реаниматолог и анестезиолог объединены в одну специальность, за рубежом это разные профессии. Почему?

– Анестезиологи обеспечивают безопасность во время хирургических операций. Реаниматологи оказывают помощь, когда пациенты находятся в состоянии, угрожающем жизни: при инсульте, инфаркте, тяжелых травмах, отравлениях, а также при  тяжелом течении множества заболеваний.

Специальности разные, но смежные. В странах, где они разделены, анестезиолог и реаниматолог зачастую работают вместе, потому что во время операций могут возникнуть экстренные ситуации, требующие немедленного начала реанимационных действий. Чтобы манипуляции можно было провести скорее, в некоторых странах эти специальности объединили, в том числе, и в нашей. Считаю это правильным.

– О чем говорите с пациентами перед операцией?

– Сначала провожу стандартный опрос – о наличии заболеваний, лекарственных препаратах, которые принимаются на постоянной основе, наличии или отсутствии аллергических реакций, образе жизни, возможном контакте с инфекционными больными и, конечно, о семейных заболеваниях.

– Зачем анестезиологу-реаниматологу знать, чем болели родственники пациента?

– Любое хирургическое вмешательство – большой стресс для организма, и в послеоперационный период могут запуститься процессы, провоцирующие развитие наследственных заболеваний. Зная, чем болели родственники пациента по прямой линии, врачи уже готовы принять необходимые меры для последующего лечения больного.

– О чем чаще спрашивают пациенты?

– Больные спрашивают, будут ли что-то чувствовать во время операции. Думаю, этот страх навеян кинематографом. Режиссерам и сценаристам почему-то нравится «закручивать» сюжет на сценах, в которых пациент во время операции начинает чувствовать боль, резко просыпается, но в реальной жизни такого произойти не может.

Другой вопрос, который слышу не реже: «Точно ли я проснусь после наркоза?» Риск того, что пациент не придет в сознание, крайне мал, связан с наличием каких-либо непреодолимых обстоятельств или крайней степенью тяжести имеющейся патологии. В настоящее время они легко выявляются.

– Что самое сложное в работе?

– Это, безусловно, невозможность спасти жизнь пациента, несмотря на все приложенные к тому усилия.

До сих пор не могу забыть случай из практики. С коллегами выехали на место оказывать медицинскую помощь пострадавшим в дорожно-транспортном происшествии, в котором автомобиль был зажат двумя другими. В том транспортном средстве находились беременная женщина, ее сын 6-7 лет и родители. Длительное время их не могли достать из груды металла, но когда пострадавших наконец-то передали в руки медикам, женщину с сыном было не спасти. Ее родители выжили, но то, что происходило с ними, когда они узнали, что дочери и внука больше нет, забыть не смогу никогда.

– Хотели ли когда-нибудь сменить сферу деятельности?

– Бывало. Сложно выдержать столько эмоциональных и физических нагрузок, но каждая спасенная жизнь заставляет задержаться в профессии.

– Приходилось ли кому-нибудь из Ваших близких ложиться под нож хирурга?

– Да, в хирургическом отделении ЦРБ проводили операцию моему отцу, матери, сестре. Мне, конечно, хватило профессионализма, чтобы их успокоить, объяснить, какие манипуляции будут делать, но взять себя в руки не мог до последней минуты, пока они не вышли из наркоза.

– Поэтому врачам не рекомендуется проводить хирургические манипуляции своим родственникам?

– Каждый из хирургической команды должен входить в операционную с «холодной» головой и сердцем, чтобы уметь принимать правильные, взвешенные и, что не менее важно, своевременные решения.

Привязанность к пациенту мешает работе, потому что заставляет проводить чрезмерную оценку своих действий, удлиняя период принятия решения, что увеличивает и риски  осложнений.

– Случались ли чудеса в Вашей работе?

– Безусловно. Помню, как в отделение реанимации доставили пациента с диагнозом инфаркт миокарда в состоянии клинической смерти. Сразу же приступил к реанимации. Вернуть пациента к жизни удалось через… 20 минут (без дыхания и сердцебиения человек может выжить в течение семи минут). 

Для меня это стало чудом. Пациент остался жив. Это главное.

– Но все-таки чудо или Бог?

– Часто задумываюсь о том, если есть Бог, то зачем нужны врачи нашей специальности? Если полагаться на религиозные писания, то все, что происходит с нами, провидение Господне, а врачи, получается, Ему перечат.

Не могу сказать, что я атеист, скорее, тот, кто ставит под сомнение Его существование, но в глубине души надеется, что Он есть.

– Помимо работы находите время на спорт?

– Спортом занимаюсь с юных лет. У меня первый разряд по легкой атлетике (в спринте) – пробежал 100 метров за 11,2 секунды. Состою в команде олимпийского резерва края.

Регулярно принимаю участие в «Медицинском экстриме» (ежегодном слете и соревнованиях для работников сферы здравоохранения), играю в шахматы. Врачам важно поддерживать хорошую физическую форму, потому что у нас большая физическая нагрузка на работе.

– Как проводите свободное время?

– С супругой и детьми (сыну восемь лет, дочери – пять). Предпочитаем активный отдых в горах, на море. Благо, живем в таком крае, где все это доступно.

– Хотели бы, чтобы дети пошли по Вашим стопам?

– Не стану романтизировать профессию врача в глазах детей, потому что знаю, насколько это непросто.

Считаю, что те, кто выбирает ее, должны принять самостоятельное, взвешенное решение.

ФАКТ

Сергей Борисович Гольштейн окончил лечебный факультет Кубанского государственного медицинского университета (с профилированием хирургии – в интернатуре). Карьеру хирурга начинал в Краснодарской краевой больнице скорой медицинской помощи, затем вернулся на малую родину – в Усть-Лабинск. Через два года получил квалификацию врача анестезиолога-реаниматолога.